10.06.2012 в 11:03
читать дальшеИ Пустой приглашающе взмахнул шикаем, оскаливаясь в безумной улыбке. Он тоже хочет… Понять этого невероятного парня.
Канда понравился Пустому. Симпатия с первого взгляда – для такого, как он, это круче, чем любовь. Непонятней, неожиданней, сильнее… и невероятней.
Первый взмах Зангецу – почти ленивый, слабый, Канда отбил легко. Его более легкий и короткий меч вовсе не помогал – массивность Зангецу при скорости белобрысого превращалась в преимущество. Как ни крути, но Пустой превосходил и в скорости, и в ловкости – так что легкость Мугена играла против хозяина. Он попросту отскакивал, не давал нормально парировать удары – а длина не давала атаковать.
Зато у Канды был шанс – один–единственный. Как бы хорошо мальчишка не управлялся с таким длинным и тяжелым мечом, инерция никуда не девалась.
Так что только дождаться, пока его занесет и… Канда не успел додумать, как отправился в полет – недолгий, до ближайшей стеклянной поверхности. Надо отдать должное Пустому – тот бил даже не вполсилы.
Сплюнув кровь, Юу поднялся и снова встал в стойку. После трех ударов… Позор. Но… Он должен его понять. Он обещал, все же.
А Хичиго настороженно, уже не улыбаясь, следил за… За смешным, слабым и абсолютно бесполезным парнишкой. Ну как, как этот слабак может сдержать обещание и дать ему имя?! Он не способен его понять, не способен драться с ним, не способен ни на что! Он чертов тряпка! Не умеющий отвечать за свои слова и так обнадеживший…
Чертов лгун.
И он перестал его жалеть. Единственное, что Пустой сделал в качестве одолжения – отбросил меч. И кинулся на Канду с голыми руками, желая вбить, вколотить в него все – чертово вранье, горькую надежду, дать раз и навсегда понять, какой он слабак…
Чтобы только не признавать – он понадеялся. Этот парень… Он понял его – заветную мечту и самую большую слабость бледного демона из старых японских сказок. И… Не сумел.
Лгун.
А Канда поднялся, мотая головой – в ней шумело, все же удар был силен. И застыл, выставив меч. Теперь он уже был уверен – перед ним безумец. Желтые глаза, на абсолютно белом, будто пергаментном лице – даже не бумажном, а вот таким, чуть другом, немного живее, совсем как эта выделанная до прозрачного состояния шкура. И оскал – не безумный, просто рваный – будто отчаявшийся злой зверь. Или скорее… Больной? Точно – так скалится больной зверь тогда, когда вокруг него собирается, порыкивая, стая, ведь он опасен для стаи, не такой, лишний и непохожий.
Преданный союзник, больной зверь и этот мальчишка, прекрасный в своем безумии – их всех роднило это загнанное выражение. Горькое и рвущее душу. Преданный, но не сдавшийся. Все кончено, да – но он будет сопротивляться до конца, драться из последних сил, вспоминая–вспоминая–вспоминая, как с этим самым человеком не раз бился спина к спине и делил кусок хлеба.
Уж слишком похоже на самого Юу – и как же хорошо, что у него больше нет этой улыбки. Лучше вообще не улыбаться, чем так…
– Тэкиширо… – Имя слетело с губ само. А в следующую секунду Канду сбило на то же стекло. Пустой просто не успел – или не захотел – остановится.
– Что? – Ошарашенно шепнул Пустой. Этот парень что–то сказал – или нет? Его глаза сверкали… Пониманием? Горькая усмешка – не на губах, только в глазах, и тихо произнесенное имя.
Его собственное, настоящее имя. Белый враг? Ему подходит.
И как этот злобный и противоречивый парнишка смог его понять?.. Его собственному Королю, умеющему понимать других, это не удалось – но сколько же они дрались, они знали друг друга, отлично знали… А имя ему дал чужак.
Имя.
– Тэкиширо, – громко повторил Канда, вставая с стеклянного пола – пусть им и будет, надоело его уже пытаться обозначить – и мотая головой. В глазах все плыло – улар явно был неслабый. Но – не жаль.
– Тэкиширо… – задумчиво, протяжно, будто пробуя на вкус, произнес Пустой. – Широ… – отозвалось эхо. С таким дребезжащим, будто трехмерным голосом это звучало особенно внушительно.
– Канда, – произнес внезапно парень.
– Что? – не сразу сообразил свеженареченный Тэкиширо.
– Мое имя. Канда, – раздраженно цыкнув, повторил Юу. Поглядев на хлопающего глазами белобрысого, подошел поближе и ткнул ему пальцем в грудь: – До Тэкиширо не дорос. Беляк – в самый раз.
– Широ, значит? – ухмыльнулся Пустой. А что – ему нравится. И, подняв меч, приглашающе махнул им. – Познакомимся поближе?
Канда подумал, поднял собственную катану – он выронил Муген, летя от удара в челюсть – и принял стойку. Хороший противник ценится больше хорошего союзника.
А хороший враг – еще больше. Даже белый.
***
А Зангецу стоял в стороне на одном из небоскребов. Он волновался за Ичиго.
Для этого было несколько причин. Во–первых, конечно, этот вторженец – он не нес особой угрозы, но во внутренний мир просто так не попасть… Во–вторых, Ичиго давно не возвращался – а если бы он все выяснил у Урахары, как вернуть этого пацана обратно, он был бы уже здесь. В–третьих…
В–третьих и самых главных – Пустой получил свое имя. И это было все же очень важно – и для самого Короля, и для внутреннего мира, и для самого Зангецу… Но сильнее всего это должно было отразится на самом Пустом.
Занпакто поднял голову к облакам – они быстро неслись по ослепительно–синему небу, выдавая волнение хозяина этого мира.
«Возвращайся, Ичиго. Ты очень нам нужен. Я беспокоюсь за тебя… Но помни – ты не один. Что бы не случилось»
Облака продолжали нестись, все ускоряя свой бег.
Глава 8.
Ичиго сидел напротив Аллена и думал. Хмуря брови, скрестив ноги в позе лотоса и уставившись в одну точку. Уолкер старался не смеяться – ну как же, такая мордочка, да у Канды! Так и подмывало сказать что–то вроде: «Ты еще и думать умеешь», и глаза удивленные сделать обязательно – иначе эффект не тот…
Сам же Ичиго думал, как же объяснить этой мелочи про реацу – как ее видеть и что это вообще такое. Обещание дороже, конечно… Но и учить он не умел. А Рукии, чтоб разложить все по полочкам, тут нет. И даже если он сумеет повторить ее ужасающую манеру рисования, вряд ли это поможет.
– Ну, хорошо, – наконец сказал он. Аллен приготовился внимательно слушать и отвечать на вопросы. – Люди умирают, и душа в Ад или Рай отправляется, так?
– Так, – растерянно подтвердил Уолкер. Он не совсем понимал, к чему ведет Ка… Этот парень.
– Когда душа освобождается, она либо сразу отправляется на Небеса, либо почему–то задерживается здесь. Такие души выглядят как люди, и называются…
– Стоп! – Прервал его Аллен. – Зачем мне сказки? Ты учить собрался!
– Какие сказки? – не понял Куросаки. – Стоп. Ты видишь души вообще?
– Да, конечно, – кивнул Аллен.
– А мою видишь? – подался вперед Ичиго. Конечно, он вроде в теле… Но тело не его. И по логике, он в нем должен быть в собственном облике – рыжеволосом и загорелом, не то, что этот – бледный и хвостатый. А с другой – Рукия в гигае выглядела совсем как человек, и можно было только ее реацу отследить, но не увидеть ее душу…
– Естественно нет! Ты же не акума, – уже спокойнее принялся объяснять очевидные вещи Уолкер. Странный этот парень… Как он его душу увидит?
– Что еще за акума? – у Ичиго явно был день потрясений. У парнишки была реацу. Странная, но довольно сильная. И он умеет видеть души. Но что еще за акумы? Может, Пустые?
– Акума – это порождение Тысячелетнего Графа. Чудовищный механизм, в котором заточена страдающая душа человека, – с горечью отозвался Уолкер.
– Подожди–ка… – Потер лоб Куросаки. – Расскажи все по порядку. Что еще за Тысячелетний Граф и акумы? И как можно вообще душу в механизм заточить?! Душа нематериальна!
– Тысячелетний Граф – это Зло. Он ищет трагедии людей – находит тех, у кого недавно умер дорогой им человек. И предлагает воскресить мертвого – стоит только позвать его. Заманчиво, правда? Но душа возвращается в скелет акумы – и послушна воле Графа. И эта душа самого дорогого тебе человека убивает призвавшего и захватывает его тело. Маскируется под человека, чтобы слиться с толпой. Так рождается акума – механизм, призванный лишь убивать людей и развиваться. Чем больше убивает, тем быстрее развивается, растет его уровень и способности, – рассказывал Аллен.
Ичиго не мог в это поверить. Все это просто не укладывалось у него голове. Да, он спасал души, жалел их – но знал, что они и так мертвы. Ничего не изменить, можно лишь отправить на Небеса – и все счастливы. Все так, как и должно быть. Но здесь… Убить самого дорогого тебе человека, влезть в его шкуру, притворяться им… И убивать – не души, не уже умерших – а все еще живых людей.
Не отличал призраков от живых Ичиго только в детстве. Он был уверен, что они все одинаково страдают, чувствуют – живут. Да, есть не надо – но разве это так важно? А потом понял одно, самое важное различие. Призраки не боятся умирать второй раз – не хотят, стараются избежать, но не боятся. Они знают, что будет дальше. И Куросаки научился отличать живых от мертвых.
Если живые боятся умирать – разве это не повод, чтобы они жили? Стать призраком они успеют всегда. Поэтому Ичиго так бросался на Айзена – тот хотел отнять эти жизни, не принадлежащие ему…
Это… Чудовищно.
Ичиго верил в призраков. Он знал – они всегда рядом. Он их видел, пусть и не мог поначалу даже прикоснуться – но с возрастом видел их все лучше, мог касаться, они были совсем как живые, но… Как живой – не значит, что они были живыми. Они были мертвы – и не могли никак влиять на мир живых. Мир живых и мир мертвых просто… Не соприкасались.
А здесь… Заставлять их страдать после смерти, убивать других людей, эволюционировать… Мерзко. Чудовищно.
Уолкер же внимательно следил за этим парнем – он так напоминал в этот момент Канду, что легко можно было перепутать их. Ледяные глаза, пышущие яростью, стальной решимостью и… Неверием. Будто он никак не мог понять – как же это так, как такое может происходить…
И напоминал самого Аллена.
– Мы же экзорцисты. Люди, избранные Богом. Нам дана частица Чистой Силы – она способна превращаться в оружие и уничтожать акум, спасая их души и отправляя их обратно к Богу. Вот мое оружие, – и мальчик продемонстрировал левую руку, с этой чешуей на пальцах и зеленой светящейся татуировкой на тыльной стороне руки.
URL комментарияКанда понравился Пустому. Симпатия с первого взгляда – для такого, как он, это круче, чем любовь. Непонятней, неожиданней, сильнее… и невероятней.
Первый взмах Зангецу – почти ленивый, слабый, Канда отбил легко. Его более легкий и короткий меч вовсе не помогал – массивность Зангецу при скорости белобрысого превращалась в преимущество. Как ни крути, но Пустой превосходил и в скорости, и в ловкости – так что легкость Мугена играла против хозяина. Он попросту отскакивал, не давал нормально парировать удары – а длина не давала атаковать.
Зато у Канды был шанс – один–единственный. Как бы хорошо мальчишка не управлялся с таким длинным и тяжелым мечом, инерция никуда не девалась.
Так что только дождаться, пока его занесет и… Канда не успел додумать, как отправился в полет – недолгий, до ближайшей стеклянной поверхности. Надо отдать должное Пустому – тот бил даже не вполсилы.
Сплюнув кровь, Юу поднялся и снова встал в стойку. После трех ударов… Позор. Но… Он должен его понять. Он обещал, все же.
А Хичиго настороженно, уже не улыбаясь, следил за… За смешным, слабым и абсолютно бесполезным парнишкой. Ну как, как этот слабак может сдержать обещание и дать ему имя?! Он не способен его понять, не способен драться с ним, не способен ни на что! Он чертов тряпка! Не умеющий отвечать за свои слова и так обнадеживший…
Чертов лгун.
И он перестал его жалеть. Единственное, что Пустой сделал в качестве одолжения – отбросил меч. И кинулся на Канду с голыми руками, желая вбить, вколотить в него все – чертово вранье, горькую надежду, дать раз и навсегда понять, какой он слабак…
Чтобы только не признавать – он понадеялся. Этот парень… Он понял его – заветную мечту и самую большую слабость бледного демона из старых японских сказок. И… Не сумел.
Лгун.
А Канда поднялся, мотая головой – в ней шумело, все же удар был силен. И застыл, выставив меч. Теперь он уже был уверен – перед ним безумец. Желтые глаза, на абсолютно белом, будто пергаментном лице – даже не бумажном, а вот таким, чуть другом, немного живее, совсем как эта выделанная до прозрачного состояния шкура. И оскал – не безумный, просто рваный – будто отчаявшийся злой зверь. Или скорее… Больной? Точно – так скалится больной зверь тогда, когда вокруг него собирается, порыкивая, стая, ведь он опасен для стаи, не такой, лишний и непохожий.
Преданный союзник, больной зверь и этот мальчишка, прекрасный в своем безумии – их всех роднило это загнанное выражение. Горькое и рвущее душу. Преданный, но не сдавшийся. Все кончено, да – но он будет сопротивляться до конца, драться из последних сил, вспоминая–вспоминая–вспоминая, как с этим самым человеком не раз бился спина к спине и делил кусок хлеба.
Уж слишком похоже на самого Юу – и как же хорошо, что у него больше нет этой улыбки. Лучше вообще не улыбаться, чем так…
– Тэкиширо… – Имя слетело с губ само. А в следующую секунду Канду сбило на то же стекло. Пустой просто не успел – или не захотел – остановится.
– Что? – Ошарашенно шепнул Пустой. Этот парень что–то сказал – или нет? Его глаза сверкали… Пониманием? Горькая усмешка – не на губах, только в глазах, и тихо произнесенное имя.
Его собственное, настоящее имя. Белый враг? Ему подходит.
И как этот злобный и противоречивый парнишка смог его понять?.. Его собственному Королю, умеющему понимать других, это не удалось – но сколько же они дрались, они знали друг друга, отлично знали… А имя ему дал чужак.
Имя.
– Тэкиширо, – громко повторил Канда, вставая с стеклянного пола – пусть им и будет, надоело его уже пытаться обозначить – и мотая головой. В глазах все плыло – улар явно был неслабый. Но – не жаль.
– Тэкиширо… – задумчиво, протяжно, будто пробуя на вкус, произнес Пустой. – Широ… – отозвалось эхо. С таким дребезжащим, будто трехмерным голосом это звучало особенно внушительно.
– Канда, – произнес внезапно парень.
– Что? – не сразу сообразил свеженареченный Тэкиширо.
– Мое имя. Канда, – раздраженно цыкнув, повторил Юу. Поглядев на хлопающего глазами белобрысого, подошел поближе и ткнул ему пальцем в грудь: – До Тэкиширо не дорос. Беляк – в самый раз.
– Широ, значит? – ухмыльнулся Пустой. А что – ему нравится. И, подняв меч, приглашающе махнул им. – Познакомимся поближе?
Канда подумал, поднял собственную катану – он выронил Муген, летя от удара в челюсть – и принял стойку. Хороший противник ценится больше хорошего союзника.
А хороший враг – еще больше. Даже белый.
***
А Зангецу стоял в стороне на одном из небоскребов. Он волновался за Ичиго.
Для этого было несколько причин. Во–первых, конечно, этот вторженец – он не нес особой угрозы, но во внутренний мир просто так не попасть… Во–вторых, Ичиго давно не возвращался – а если бы он все выяснил у Урахары, как вернуть этого пацана обратно, он был бы уже здесь. В–третьих…
В–третьих и самых главных – Пустой получил свое имя. И это было все же очень важно – и для самого Короля, и для внутреннего мира, и для самого Зангецу… Но сильнее всего это должно было отразится на самом Пустом.
Занпакто поднял голову к облакам – они быстро неслись по ослепительно–синему небу, выдавая волнение хозяина этого мира.
«Возвращайся, Ичиго. Ты очень нам нужен. Я беспокоюсь за тебя… Но помни – ты не один. Что бы не случилось»
Облака продолжали нестись, все ускоряя свой бег.
Глава 8.
Ичиго сидел напротив Аллена и думал. Хмуря брови, скрестив ноги в позе лотоса и уставившись в одну точку. Уолкер старался не смеяться – ну как же, такая мордочка, да у Канды! Так и подмывало сказать что–то вроде: «Ты еще и думать умеешь», и глаза удивленные сделать обязательно – иначе эффект не тот…
Сам же Ичиго думал, как же объяснить этой мелочи про реацу – как ее видеть и что это вообще такое. Обещание дороже, конечно… Но и учить он не умел. А Рукии, чтоб разложить все по полочкам, тут нет. И даже если он сумеет повторить ее ужасающую манеру рисования, вряд ли это поможет.
– Ну, хорошо, – наконец сказал он. Аллен приготовился внимательно слушать и отвечать на вопросы. – Люди умирают, и душа в Ад или Рай отправляется, так?
– Так, – растерянно подтвердил Уолкер. Он не совсем понимал, к чему ведет Ка… Этот парень.
– Когда душа освобождается, она либо сразу отправляется на Небеса, либо почему–то задерживается здесь. Такие души выглядят как люди, и называются…
– Стоп! – Прервал его Аллен. – Зачем мне сказки? Ты учить собрался!
– Какие сказки? – не понял Куросаки. – Стоп. Ты видишь души вообще?
– Да, конечно, – кивнул Аллен.
– А мою видишь? – подался вперед Ичиго. Конечно, он вроде в теле… Но тело не его. И по логике, он в нем должен быть в собственном облике – рыжеволосом и загорелом, не то, что этот – бледный и хвостатый. А с другой – Рукия в гигае выглядела совсем как человек, и можно было только ее реацу отследить, но не увидеть ее душу…
– Естественно нет! Ты же не акума, – уже спокойнее принялся объяснять очевидные вещи Уолкер. Странный этот парень… Как он его душу увидит?
– Что еще за акума? – у Ичиго явно был день потрясений. У парнишки была реацу. Странная, но довольно сильная. И он умеет видеть души. Но что еще за акумы? Может, Пустые?
– Акума – это порождение Тысячелетнего Графа. Чудовищный механизм, в котором заточена страдающая душа человека, – с горечью отозвался Уолкер.
– Подожди–ка… – Потер лоб Куросаки. – Расскажи все по порядку. Что еще за Тысячелетний Граф и акумы? И как можно вообще душу в механизм заточить?! Душа нематериальна!
– Тысячелетний Граф – это Зло. Он ищет трагедии людей – находит тех, у кого недавно умер дорогой им человек. И предлагает воскресить мертвого – стоит только позвать его. Заманчиво, правда? Но душа возвращается в скелет акумы – и послушна воле Графа. И эта душа самого дорогого тебе человека убивает призвавшего и захватывает его тело. Маскируется под человека, чтобы слиться с толпой. Так рождается акума – механизм, призванный лишь убивать людей и развиваться. Чем больше убивает, тем быстрее развивается, растет его уровень и способности, – рассказывал Аллен.
Ичиго не мог в это поверить. Все это просто не укладывалось у него голове. Да, он спасал души, жалел их – но знал, что они и так мертвы. Ничего не изменить, можно лишь отправить на Небеса – и все счастливы. Все так, как и должно быть. Но здесь… Убить самого дорогого тебе человека, влезть в его шкуру, притворяться им… И убивать – не души, не уже умерших – а все еще живых людей.
Не отличал призраков от живых Ичиго только в детстве. Он был уверен, что они все одинаково страдают, чувствуют – живут. Да, есть не надо – но разве это так важно? А потом понял одно, самое важное различие. Призраки не боятся умирать второй раз – не хотят, стараются избежать, но не боятся. Они знают, что будет дальше. И Куросаки научился отличать живых от мертвых.
Если живые боятся умирать – разве это не повод, чтобы они жили? Стать призраком они успеют всегда. Поэтому Ичиго так бросался на Айзена – тот хотел отнять эти жизни, не принадлежащие ему…
Это… Чудовищно.
Ичиго верил в призраков. Он знал – они всегда рядом. Он их видел, пусть и не мог поначалу даже прикоснуться – но с возрастом видел их все лучше, мог касаться, они были совсем как живые, но… Как живой – не значит, что они были живыми. Они были мертвы – и не могли никак влиять на мир живых. Мир живых и мир мертвых просто… Не соприкасались.
А здесь… Заставлять их страдать после смерти, убивать других людей, эволюционировать… Мерзко. Чудовищно.
Уолкер же внимательно следил за этим парнем – он так напоминал в этот момент Канду, что легко можно было перепутать их. Ледяные глаза, пышущие яростью, стальной решимостью и… Неверием. Будто он никак не мог понять – как же это так, как такое может происходить…
И напоминал самого Аллена.
– Мы же экзорцисты. Люди, избранные Богом. Нам дана частица Чистой Силы – она способна превращаться в оружие и уничтожать акум, спасая их души и отправляя их обратно к Богу. Вот мое оружие, – и мальчик продемонстрировал левую руку, с этой чешуей на пальцах и зеленой светящейся татуировкой на тыльной стороне руки.